Наконец подавальщица все-таки отвлекается от чернявого и приносит нам заказ: блюдо жареной курятины и кувшин темного пива. Мартин разливает его по кружкам, сдувает со своей пену и отпивает, причмокивая и склоняя голову набок. Пиво я не люблю, но просить в таком месте хорошего вина — привлечь слишком много внимания, да и Рыжий морщится вполне довольно.

Лисьего в нем только масть: темно-рыжие волосы и россыпь крупных веснушек, почти скрывающих светлую кожу. В остальном Мартин больше похож на кабанчика — приземистый, коренастый, с утопающей в широких плечах круглой головой. И все-таки тот, кто прозвал его Лисом, сделал это не зря.

Отхлебывая и вправду неплохое пиво, я слушаю со всем вниманием, на которое способен в переполненной людьми харчевне. Новостей много, и некоторые из них наверняка важнее, чем кажутся, но Лис рассказывает обо всем одинаково: и о нападении на отряд орденских рыцарей, и о свадьбе графской дочки, и о новых указах, запрещающих купцам торговлю без проверки гирь и мер в Торговой палате герцогства.

Выложив все и ожидая моих вопросов, Мартин тянется за куском курицы. Мясо исчезает в его крепких челюстях, которым позавидовал бы охотничий пес, мелкие косточки хрустят, шевелится от крупных глотков пива кадык... Когда посудина пустеет, Мартин, не чинясь, подливает себе еще, а я, вместо вопросов думаю совсем не о том, о чем следовало бы.

Много ли в Арморике фейри-полукровок? Да не злосчастных плодов случайной встречи крестьянской девки с шальным гоблином или гриндилоу, а истинных сидхе наполовину или хотя бы на четверть? Сдается мне, что не очень. Керен как-то обронил, что после Войны Сумерек и ухода Дивного Народа в холмы полукровки среди них по-прежнему рождаются, но вот дожить до взрослости удается мало кому. Оно и понятно: когда ты веками заперт в кэрне, воспоминания о прежнем могуществе только растравляют раны. И как же не сорвать злость на крови врага, пусть и смешанной с твоей собственной?

Интересно, как удалось выжить самому Керену? Конечно, мой наставник — та еще гадюка даже для сидхе, но ведь был он когда-то гадюкой маленькой и слабой, еще не накопившей достаточно яда? Керен никогда не говорил о своей семье напрямую. Я даже Дома его не знаю, а ведь для сидхе немыслимо не проявить родство с корнями хоть в чем-то: внешностью, нравом, случайным взглядом в сторону древа-прародителя, привычным и оттого бездумным выбором цвета одежды…

Керен не носил абсолютно никаких знаков Дома. Ни вышивки, ни клейма на вещах, украшениях или оружии. Впрочем, украшений он тоже не любил, а из оружия не расставался только с длинным охотничьим ножом, да и тот был человеческой работы, просто очень хорошей. В кэрне имелось несколько мечей и пара луков, с одним из них Керен иногда выезжал на охоту, мне же позволялось брать другой и практиковаться в стрельбе, но лук я не любил и дома, а потом и вовсе тихо возненавидел, увидев, с какой небрежной смертоносностью владеет им Керен. Это было глупо, но я не хотел иметь ничего общего с любимым оружием своего наставника. Особенной глупостью было то, что я понял намного позже: у Керена любимого оружия не было. Он всего лишь пользовался луком, как ложкой, скальпелем или удочкой. Или как мной.

А я ловил каждое слово, брошенное им о сидхе, и копил их, как скупец — медяки. Я хотел знать все о многих, чтобы понять, как убить одного. У каждого Дома есть сильные и слабые стороны, уязвимые места и тайные гейсы, нарушение которых несет смерть, но Керен казался неуязвимым. Он не носил рубашки, расшитые листьями или цветами, он закалывал плащ и волосы обычными гладкими пряжками, а в путешествиях садился под любым деревом, выбирая не породу, а удобство. Я даже не знаю, был он сидхе по матери или по отцу — ни про кого из них он ни разу словом не обмолвился. Он не боялся железа, солил еду и готовил зелья, растирая в ладонях травы, которые служат оберегом от фейри. Стрел Единого тоже не опасался, и, когда однажды нам пришлось присутствовать на службе, чтоб не вызвать подозрений местного священника, он отстоял ее с полнейшим безразличием, а потом отпаивал меня от рвоты и ломоты в костях. Он был очень неправильным сидхе даже для полукровки. Возможно, поэтому его и изгнали?

И в чем я точно уверен, так в том, что вряд ли найдется в Арморике много светловолосых полукровок с зелеными глазами и небольшим косым шрамом у виска. Почему он его не убрал? На людях даже с малой примесью фейрийской крови раны заживают легко и бесследно, а уж Керен мог свести любой шрам. Так что спрашивать, наверное, следует иначе: зачем он оставил след моего удара? Интересно, ответит ли при встрече?

Впрочем, и без этого я найду, о чем его спросить. Хотя вдруг ошибаюсь? Нет, я уверен, что наемник в Колыбели чумы не лгал, описывая полукровку, рассказавшего обо мне с Ури. Я лишь не могу понять — зачем? Керен никогда не служил церкви, он вообще никому не служил. Чем они могли подкупить его? Я верю в благородство своего наставника не больше, чем в благочестие гадюки, греющейся на солнышке, но Керен — и инквизиция? Немыслимо. Глупо. Совершенно не похоже на него. И все-таки, все-таки…

— О чем задумался, дружище? — спрашивает мой сотрапезник, откладывая в сторону очередную голую кость.

В трактире шумно, однако Мартин привычно не называет имен. Мало ли кто поймает неудачное слово среди звяканья посуды, стука стаканов и пьяной болтовни?

— Да так… — отвечаю я, отрешенно чертя на столешнице круг черенком ложки.

Круг невидим, но я вижу его, словно линия глубоко вырезана в темном дереве. Много ли в Арморике фейри-полукровок? Круг… А много ли среди них светловолосых? На большой круг ложится другой, поменьше, пересекая его и отделяя часть. Много ли среди них зеленоглазых? Третий круг, еще меньше… А тех, у кого шрам на левом виске? Четвертый круг совсем мал, это почти поворот черенка вокруг себя, но и его я тоже вижу. Мартин терпеливо ждет, не забывая грызть курицу и поглядывать по сторонам, незаметно и очень внимательно. А много ли среди них — светловолосых, зеленоглазых и со шрамом на левом виске — тех, кто знает меня и Ури?

Черенок ложки замирает в центре последнего круга. Я не верю в совпадения. В такие — не верю. Чтобы другой полукровка, так похожий на Керена, смог нас вычислить и сдать инквизиторам? Да скорее королева сидхе окажется сестрой подавальщицы в этом трактире.

— Я тут поспрашивал… — роняет небрежно Мартин, разглядывая куриную кость с ошметками мяса. — Овчарки тебя, конечно, вынюхивают, но не сказать, чтобы больше обычного. У них сейчас другая дичь в особом почете. Все ищейки рыскают в поисках сидхе.

— Что?

Это так странно перекликается с моими недавними мыслями, что я оставляю ложку в покое и поднимаю взгляд от стола. Мартин довольно щурится, и свеча у нас на столе отражается в его узких глазах на веснушчатом круглом лице. А глаза-то и вправду лисьи, если присмотреться.

— Сидхе, — повторяет он терпеливо и с видом совершенно удовлетворенным, вот-вот замурлычет, как сытый кот. — За голову любого объявлена приличная награда, знаешь ли. Поговаривают, что именно сидхе перебили тот отряд храмовников, а это, сам понимаешь, не просто нарушение Договора. Это…